К литературному Олимпу

Алексей Кошкин, выпускник 1998 года

Эпиграмма

Мой посеревший день –

Тихий осенний оклик…

В небе летящему сень,

В сердце, где листья намокли,

Здесь, где забвения бич,

Мерзкого стона безумье,

Брошен был пагубный клич

Скрежетом сласти раздумья.

Брошен… И врос суетой

В жизни светлеющий отблеск,

Словно телец золотой, -

Века безжалостный оттиск…

Мой помраченный мир

Дерзким вопросом окутан:

Будет ли жизни пир

Вместо пути к вечным мукам?

Плакала пугала тень

На огороде рассвета:

Очень мешал ей день,

К жажде несущий ответы!

Гамлета драный сюртук;

Фальшь – вековечная сцена –

Римский призывный стук:

Крысы его оценят!

Здесь нафталинным сном

Дремлют души стремленья -

Так за живым огнем

Тлеют века – поленья.

Ворохи желтых бумаг,

Затхлых скрижалей щепки…

Ум, словно пугало наг,

Песен приносит слепки.

Темень позёрских речей –

Личинки кулисной моли…

Где мой безбрежный ручей,

Света бескрайнее поле?

Бряцанье пугальских лат

Вместо журчания рифмы,

Тенистой опушки Сократ

Слагает былины про рифы.

Воем сирен окружен

Желтого дома хозяин;

Словно на миг оглушен

Треском зимы развалин,

Свой огород хранит,

Птицу и жизнь пугая…

Вирши свои хрипит,

Серых ворон ругает!

Шум чугунка – головы,

Лесть о мещанской заботе:

Будешь ты ждать похвалы,

Не охладев к той «работе»!

Сбрось чугунок этот прочь,

В затхлость сюртучной драни;

Будет лишь тихая ночь

В пути отдавать тебе дани.

Твой огород – только сон,

Страхов исполненный лживых.

Душевный рождается стон,

От козней зовет строптивых!

Бег от вороньих чувств,

Жизни полет над тьмою, -

Пугалом злых беспутств

Были тех лет помои.

Сбросить беспамятств корысть

В прорву бушующей лавы,

Камня безделие грызть

На кочке у дня дубравы.

Северный день в пыли…

Грозных земель каменья,

Грустно шуты-короли

Черпают яд забвенья.

Над крышей зеленых крон

Веку ненужная жалость;

Носит на лбу закон

Ночи безумная старость.

Тьма без дневных фарисейств

Даром для бездари серой;

Слава слепых семейств

Сути ночной галеры.

Греясь от ветхой души,

Живости сон преисполнен, -

Теплою сенью крушин,

Дня новизной доволен!

Выйдя на белый мир

Из черноземий печальных:

Сотни блистающих лир,

Ветер из недр причальных!

Вихри пустых безмолств,

Лиц перекошенных солью,

После всех бездны посольств

В театр эпиграммной моли.

12.05.99 22 – 48

Epistula non erubescit*

Выпал снег на серый гравий ночью, -

Утру холодом грозится века сумрак…

Бездна мыслей – светлых иль порочных –

На столе зажжет звезды окурок.

В дни спокойствия скрежещет карандашик:

Сырь, неломанной беспочвенности дикость, -

И ведь нет ни зол, ни глупости промашек, -

Лживый парфенонный сикось-накось!

Безучастно громыхает совесть

На пустых развалинах кощунства;

Бесполезных точек, снега повесть,

Сказ о каркающем коршунов безумстве!

Полупьяных букв немая мелкость,

Скрип телеги старой в бездорожье,

Ювеналовой ежистости неловкость,

Пир чумной под деревом сварожьим!

Да, порою хоть бумага не краснеет -

Целлюлозность – чувствам, вот помеха, -

Все ж от злости души холодеют,

Слезы попусту… Иль баснотворцу на потеху?

12.05.99 22 - 48

* Записка не краснеет. Ред. «Бумага все стерпит» (лат)